Неизвестное людям и науке существо шествует по планете. Первыми его появление отметили обитатели лесных селений Латинской Америки. По ночам оно нападало на домашних животных и выпивало у них кровь. Жители сельвы еще не отошли от панического ужаса, как кровожадное нечто появилось и на Южном Урале: в Копейске, Челябинске, Верхнем Уфалее. Ломает двери, загрызает домашнюю птицу – перепелов, кур. Одним словом, жуть!

В конце 40-х годов прошлого века, преодолевая послевоенную разруху, колхоз Уральский партизан создавал в селе Красном (нынешнем Красносельском) Увельского района новые сельскохозяйственные производства. К овечьей отаре и небольшому худосочному стаду коров добавили гусиную ферму. Птичье поголовье собрали по нынешним временам экзотическим, а по тем, послевоенным, вполне приемлемым и не осуждаемым народом способом: раздали желающим по небольшому количеству гусей, обеспечили кормом, а весной полученные выводки гусят собрали на ферме.

К началу зимы в колхозном загоне насчитывалось свыше сотни голов птицы. Будто не гуси то были, а лебеди – крупные, кипенно-белые. Деревенские женщины готовились к забою гусиного поголовья, ощипыванию и потрошению тушек. А колхозное начальство – к сдаче мяса государству. И в эти-то вот ответственные дни случилось непоправимое.

Колхозная ферма стояла на краю села, на крутом скалистом берегу реки Увелька. Для коров и овец колхоз худо-бедно (видимо, еще до войны) построил бревенчатые базы – загоны. А для гусей, скорее всего, стройматериалов не нашлось (или, может, колхозное руководство понадеялось на авось). В общем, для птиц наспех соорудили длинный сарай со стенами из тальникового частокола. А жердяную крышу покрыли старой соломой.

Моя мать, еще недавно заведовавшая фермой и оттого сильно переживавшая за все происходящее на ней, неустанно пилила отчима за наспех сляпанный гусятник. Вот, говорила, зима на дворе, холода начались, того и гляди пурга подымется, задует снегом весь ваш дырявый загон, погубите птицу. Отчим был на ферме кем-то вроде бригадира, поэтому сохранность гусиного поголовья была в его ведении. Тем не менее, от доводов матери лишь отмахивался: мол, гусь – птица морозостойкая, выдюжит. Но откуда им было знать, что все проблема разрешится сама собой и довольно скоро.

Помню, в субботу или в воскресенье отчим чуть свет уехал в город продавать на рынке свежую баранину. Вернулся поздно, как водится, навеселе, и завалился спать. А под утро, когда за окнами еще стояла морозная темень, в дверь постучал сосед Григорий Иванович. В ту ночь он сторожил колхозную ферму.

- Вставай, – кричал сосед, – всех гусей перервали, всю ферму!

Наскоро одевшись, отчим выбежал из дома. А как только мало-мальски рассвело, отправился на ферму и я. Было мне в то время, наверное, лет девять-десять.

Картина предстала жуткая. Весь тальниковый птичий загон был заполнен окровавленными, растерзанными гусиными тушками. Мертвые птицы, клочья тушек, пух и перья валялись вокруг загона. Из сотни гусей с лишним не осталось ни одного живого! По территории фермы ходили мужики. Они дымили цигарками, рассматривали на снегу чьи-то следы, шли по ним далеко за ферму, в степь. Возвращаясь, качали головами, рассматривали, будто раньше не видели, хлипкий гусиный загон, большую дыру в соломенной крыше.

- Волки, семь штук. Или шесть, не меньше, – спорили между собой мужики. – Понятно, как они залезли в загон через крышу: разгребли солому и спрыгнули. Но как выпрыгивали обратно, представить невозможно. Будто какая нечистая сила им помогла!

В те далекие годы наши деревенские люди были еще бесхитростными, телевизоров в домах не имели, радио имелось не у всех, да и газеты мало кто выписывал. Про чупакабру в то время еще никто в мире не слышал – ни дикие индейцы Амазонии, ни крестьяне и горожане Челябинской области. Благодаря этому виновников разбоя сразу же вычислили.

Удивительно в этой истории то, что никого из работников фермы не наказали. Даже волков, которых еще не раз видели этой зимой за сельским выгоном. Некому и нечем было с ними посчитаться: на все село имелся один престарелый охотник с одноствольным ружьишком. А гусиные тушки, не сильно пострадавшие от волчьих зубов, деревенские бабы дружно ощипали и опалили над огнем. Скорее всего, колхоз эту гусятину и сдал государству, сумел отчитаться. На этом гусеводство в селе Красном навсегда закончилось.

mediazavod.ru

Почта: pir-su@narod.ru